Продолжаем публикацию отрывков из первой части книги «Из советского лагеря в азербайджанскую тюрьму» известных гражданских активистов Лейлы и Арифа Юнус. Сегодня – восьмая часть отрывков. Если в предыдущих публикациях он описывал то, с чем ему пришлось столкнуться, в том числе с пытками, то теперь описывается самое секретное министерство республики и что из себя представляет СИЗО и его сотрудники.
Часть 2.
МНБ – Взгляд изнутри
О МНБ и царящих там нравах в Азербайджане, а тем более за пределами страны полно легенд, но никто не знает точно, что в них вымысел, а что правда. В обществе с советских времен сохраняется страх и в то же время вера в то, что в МНБ работают профессионалы, что там нет того произвола и пыток, которые есть и давно стали чем-то вроде визитной карточки МВД и Пенитенциарной службы республики. Теперь у меня появилась возможность посмотреть на МНБ Азербайджана изнутри.
Немного о методологии
Работу над будущим исследованием о ситуации внутри МНБ я начал после встречи с адвокатом 15 августа 2014 года. Но тогда у меня не было бумаги и ручки, почему я был вынужден все хранить в памяти. Для этого я старался заучивать наизусть тексты и каждое утро начинал с повтора того, что в уме написал накануне. Безусловно, запомнить все очень сложно. Впоследствии, когда начинаешь писать по памяти, можно легко ошибиться с датами или с другими конкретными фактами. И тогда я решил, что следует хоть как-то фиксировать мои встречи со всеми, с кем тогда столкнула меня судьба. Но как?
Когда-то в студенческие годы я увлекался руническими надписями, особенно древнетюркскими. В камере МНБ, вспомнив увлечение молодости и дабы ввести в заблуждение надзирателей, я стал использовать руны и с помощью тюремной ложки стал делать краткие отметки на стенах и, особенно, под кроватью. Разумеется, надзиратели периодически находили эти «рунические» надписи в моем исполнении, но не знали, что все эти черточки и палочки не случайно возникшие трещины в стене, а на самом деле означают даты или мои краткие комментарии тех или иных событий. Поэтому они просто стирали эти надписи, либо не обращали на них внимания.
Когда же изменился мой статус и мне дали бумаги и ручку, то появилась возможность больше не прибегать к использованию «рунических надписей» на стенах, а перенести записи на бумагу. Но за мной внимательно наблюдали, поэтому все записи немедленно забирали и уничтожали.
Понял, что записывать на бумаге нет смысла – если даже каким-то образом удастся скрыть от бдительного ока администрации написанное в камере, то все равно я не смогу вынести эти записи из здания МНБ.
Пришлось вновь прибегнуть к хитрости. Согласно инструкциям МНБ, если заключенному родные пришлют для чтения книгу, то эта книга станет собственностью министерства, и будет передана в библиотеку МНБ. Но если в книге будут многочисленные записи заключенного (делать записи в книге, принадлежащей МНБ, категорически запрещается), то такую книгу заключенный сможет взять с собой, но лишь когда покинет МНБ. То есть, после решения суда и перевода в ту или иную колонию для отбывания срока, заключенный может взять с собой свою книгу, в которой делал записи.
Этим я и решил воспользоваться. Через адвоката попросил принести мне с очередной передачей изданный на русском языке учебник К.К.Эккерсли «Практический курс английского языка», который был в нашей домашней библиотеке. Разумеется, предварительно администрация МНБ тщательно изучила все страницы этого двухтомника, однако ничего предосудительного не нашла. Но в учебнике все тексты были только на английском языке, именно этим я и решил воспользоваться, учитывая невежество сотрудников администрации СИЗО МНБ. Вначале я демонстративно стал делать вид, что изучаю английский язык. И все ответы на упражнения писал внутри самой книги.
Разумеется, в камеру тут же входили надзиратели и внимательно изучали мои записи в учебнике. Но это были обычные упражнения по грамматике, что вскоре подтвердил и единственный из надзирателей СИЗО, который знал английский язык. Когда же мне указывали, что нельзя делать записи в книге, неизменно отвечал: «Это – моя личная книга, а не собственность МНБ. И потом, так мне легче учить английский язык». А чтобы окончательно развеять все сомнения, попросил через адвоката прислать мне несколько детективов, которые прочитал и без каких-либо записей или пометок я подарил библиотеке МНБ.
Вскоре после этого тюремная администрация перестала реагировать на мои записи в учебнике, полагая, что я пишу обычные упражнения. И вот тогда я на английском стал писать комментарии к имевшим место событиям, а также отмечать нужные даты.
С другой стороны, старался все запоминать. Разумеется, без помощи сотрудников тюремной администрации многое сделать сложно. И тогда я стал обращать внимание на надзирателей и конвойных. Ведь среди них были и такие, кто относился ко мне по-человечески. Очень скоро сблизился с одним из них, а через него еще с двумя сотрудниками СИЗО. Конечно, они тем самым нарушали внутренние инструкции, запрещающие какие-либо контакты, а тем более беседы с подследственными заключенными. Но часто они просто не знали, что, разговаривая с ними, я собираю информацию о СИЗО и царящих там нравах.
Итак, все, что ниже написано – это тот материал, который я собирал в течение 16 месяцев заключения в СИЗО МНБ.
СИЗО МНБ – как он есть
Я оказался в застенках МНБ в период полной уверенности руководства министерства в своей безнаказанности и безоговорочной поддержки со стороны президента в августе 2014 года, а вышел на свободу через месяц после отставки Эльдара Махмудова и его команды. То есть был в заключение в СИЗО МНБ в период наивысшего взлета и сокрушительного падения команды Эльдара Махмудова.
Мои записи, размышления и оценки охватывают именно этот период в истории МНБ. Безусловно, я не имею полной информации о МНБ, в основном описываю СИЗО. Однако порядки в СИЗО во многом отражают ситуацию в самом министерстве.
Начну с того, что само здание МНБ было построено в середине 1980-х годов (фото 1), то есть оно сравнительно новое. Причем изначально здание строили именно для МНБ и его соответствующих задач и целей.
Здание МНБ Азербайджана
Визуально здание выглядит как 7-этажное. Но это не так: существуют еще и этажи под землей, то есть подвалы для пыток и иной формы деятельности сотрудников МНБ. Сложно сказать, сколько этажей находится под землей. Мне приходилось слышать от сотрудников СИЗО, что здание МНБ имеет под землей шесть этажей. Не знаю, насколько эта информация соответствует действительности. Могу по своему опыту утверждать, что под землей имеется как минимум еще три этажа.
В предшествующие моему аресту годы мне приходилось несколько раз бывать в МНБ. Так, в 1992 г. как руководитель отдела Аппарата президента не раз посещал это министерство для обсуждения ситуации по карабахскому конфликту. Позже, в конце 1990-х годов не раз бывал в МНБ в связи с деятельностью Государственной комиссии по делам военнопленных, заложников и без вести пропавших граждан. Дважды в составе делегации международных экспертов по конфликту побывал на приеме у министра Намика Аббасова. В 2014-2015 годах, находясь в заключение в СИЗО, меня не раз отводили также в подвале и кабинеты следователей на 3-ем и 6-ом этажах МНБ. Таким образом, я имею достаточное представление о здании и ситуации внутри.
Что больше всего бросается в глаза? Такое впечатление, словно человек оказывается в двух совершенно разных мирах. В одном случае – чистые и ухоженные коридоры и кабинеты сотрудников с высокими потолками, коврами и благоухающими цветами, словно находишься в пятизвездочном отеле. А о шикарном и просторном кабинете министра можно вообще слагать восхищенные стихи!
В другом мире – убогий и давно требующий ремонта СИЗО, особенно помещения для заключенных. И запах, который чувствуешь сразу – из-за того, что в СИЗО не проветривают камеры, здесь стоит сильный запах спертого и затхлого воздуха, который ощущаешь даже в коридоре! Чтобы почувствовать и ощутить эту разницу, не надо даже бывать в камерах – достаточно просто пройтись по коридорам СИЗО, а потом покинуть СИЗО и оказаться в других частях здания МНБ. Бьющая в глаза роскошь в одном случае и убогость и нищета – в другом.
Как видно на фото здания МНБ из космоса (фото 2), здание построено в виде
. Вид здания МНБ Азербайджана из космоса
стилизованной цифры «8». На самом последнем, 7-ом этаже, находится Оперативно-техническое управление (ОТУ), а вот на предпоследнем, 6-м этаже, располагаются две структуры: верхняя меньшая часть «восьмерки» – это Следственное управление, а большая нижняя часть – это и есть собственно СИЗО, где я находился в заключение 16 месяцев.
Теперь перейдем к структуре самого СИЗО (схема). Слева, с видом на Парламентский проспект и Аллею почетного захоронения находятся два карцера (каждый по углам этой части здания), спортзал, медицинский пункт, душ и четыре камеры для заключенных (номера 43-46). Там же расположено 17 камер (номера 7-23), но окна с видом на внутренний двор МНБ.
Схема СИЗО МНБ
С противоположной правой стороны СИЗО расположены 12 камер (номера 31-42), а также кухня и комната рядом – здесь заключенные-женщины спят и готовят еду для других заключенных, а также стирают и выполняют иную хозяйственную работу.
Там же после 42-ой камеры находятся два бокса – небольшие глухие камеры без окон, размером 1х1 м – их используют для временного содержания заключенных перед судебным процессом или после осуждения перед этапированием в колонию.
Дальше с правой стороны расположены комнаты для сотрудников тюремной администрации – кабинет 2-го заместителя начальника СИЗО по хозяйственной части, секретная комната для наблюдения за заключенными, а также комнаты отдыха и туалет для персонала СИЗО.
На большей части «восьмерки» находятся шесть камер (номера 1-6), с видом на внутренний двор МНБ. Сюда как раз поднимаются на лифте (грузовой для заключенных и обычный – для персонала и гостей) в СИЗО. Поэтому здесь находятся пять комнат для встреч заключенных с адвокатами и своими родственниками и близкими. Дальше в этой части СИЗО располагаются комнаты начальника СИЗО и его первого заместителя, кабинет врача, архивы и зал для инструктажа надзирателей.
С противоположной стороны, посередине – разделительная часть здания, примыкающая к Следственному управлению; здесь расположены три прогулочных помещения, а также семь камер для заключенных (номера 24-30) и склад.
Таким образом, в СИЗО имеется 46 камер для заключенных, из них четыре камеры с видом на Парламентский проспект и Аллею почетного захоронения, а окна остальных 42 камер выходят на внутренний двор МНБ.
Размеры камер разные. Три камеры (номера 1, 31 и 32) самые маленькие по размерам и рассчитаны на одного арестанта. Восемь камер (номера 6,27,34,40,43,44,45,46) большие и рассчитаны на четырех заключенных. Остальные 35 камер двухместные. Но порой по тем или иным причинам администрация принимает решение об изменение числа заключенных в камере и тогда со склада надзиратели приносят или, наоборот, уносят кровать из камеры.
Таким образом, максимально в СИЗО одновременно может находиться 104 заключенных. В действительности же, по словам надзирателей, камеры никогда не заполнялись полностью. И потому большинство двухместных камер использовались для одиночного заключения. Во время моего пребывания в СИЗО там сидело до 40 заключенных, из них четверо – женщины.
По своим условиям камеры для заключенных подразделялись на три группы. Самые лучшие условия были у осужденных женщин, выполняющих в СИЗО работу по хозяйственному обслуживанию. Брать женщин из числа подследственных в самом СИЗО МНБ запрещалось. И потому для работы здесь специально отбирали в СИЗО Кюрдаханы из числа находящихся там осужденных женщин. Отбором занимался лично заместитель начальника СИЗО МНБ Мехман Ахмедов, а последнее слово принадлежало майору Зауру Баннаеву. Выбирали красивых и тех, кто не был осужден по тяжким преступлениям. При этом предпочтение отдавалось тем, кто имел статьи за мошенничество.
Количество работающих по хозяйственному обслуживанию осужденных женщин зависит от числа заключенных в СИЗО МНБ. В период моего пребывания в СИЗО МНБ работало четыре женщины, но у одной из них срок заключения завершался в 2016 году.
В камере, которую можно смело назвать комнатой, размером примерно 2,5х6 м, находилось три кровати обычного типа (со спинками), четыре стула, письменный стол, тумбочка, электрический камин, а на полу, помимо линолеума, была также ковровая дорожка. Большое окно (размер – 1х2.5 м) в этой камере с видом на столичный бульвар летом закрывается сеткой от комаров.
Заключенным, ведущим работу по хозяйству, разрешено каждую неделю говорить по телефону с родственниками и близкими, смотреть у себя в комнате телевизор. Они могут отдыхать, когда им захочется. Днем они должны работать в соседней комнате (кухне) – стирать, сушить, гладить белье, а также готовить еду для других заключенных. Три раза в день контролер открывает дверь кухни, забирает тележку с едой и развозит ее по камерам.
Примечательно, дверь камеры этих осужденных женщин надзиратели на ночь не запирали. То есть, эти женщины просто готовят еду, занимаются стиркой и уборкой. Затем отдыхают и ждут окончания своего срока заключения в СИЗО.
Дальше следуют четыре большие камеры (номера 43-46), известные среди тюремного персонала СИЗО как «люкс-камеры» для «VIP-заключенных». Эти камеры предназначены для тех заключенных, которые неограниченны в деньгах и платят за лучшие условия содержания. В основном это бизнесмены или их близкие родственники, а также проштрафившиеся члены правящей команды. Внешне эти «люкс-камеры» по своим размерам не отличаются от камер предыдущей группы для женщин-заключенных, работающих по хозяйству. Каждая камера размером примерно 15 кв. м имеет окно с прекрасным видом на Аллею почетного захоронения. Причем окна столь большие, словно заключенные находятся на балконе, откуда могут любоваться прекрасной панорамой города. У «VIP-заключенных» в камере также имелись ковер на полу, столы, стулья, холодильники и многое другое, а также телевизоры, причем не обычные ламповые, а плазменные с экраном диагональю 100 на 75 см, подключенные к цифровому аппарату. За дополнительную плату «VIP-заключенным» приносили еду из близ расположенных ресторанов, им разрешали встречаться со своими близкими, когда они захотят; они могли купаться в душе когда пожелают и сколько захотят. Точно также они могли гулять в двориках для прогулок когда и сколько им захочется. По телефону они могли говорить каждый день прямо в камере, но в присутствие заместителя начальника СИЗО.
Были и другие льготы у «VIP-заключенных». По правилам, для встреч с родными и близкими заключенным полагается один час времени, причем встреча должна обязательно проходить в присутствии надзирателей. Но для «VIP-заключенных» руководство СИЗО предоставляло больше времени, порой до четырех часов. Причем наедине, без присутствия кого-то из персонала СИЗО. Разумеется, за все эти послабления «VIP-заключенные» платили отдельно.
Один из надзирателей мне рассказывал, что он достаточно часто сопровождал в комнату для встреч жену одного известного в республике банкира – заключенного из «люкс-камеры». Она уходила от супруга после четырех часов страстной встречи наедине. Правда, до интимных отношений дело не доходило, поскольку дверь в комнату не закрывали, а лишь слегка прикрывали. И к тому же, надзиратели внимательно наблюдали за встречей через видеокамеры.
Эти «люкс-камеры» изначально рассматривались руководством МНБ как одна из форм обогащения. В СИЗО для этого существовала отработанная схема: начальник СИЗО, его первый заместитель, дежурный по смене, надзиратели…. Каждый из них получал определенную сумму денег.
Как осуществлялся процесс перевода заключенного в эти камеры? Вначале арестованного бизнесмена или, точнее, потенциального «VIP-заключенного», располагающего значительными средствами, заключали в обычную камеру без удобств, в случае необходимости – с очень буйным сокамерником. Уже через несколько дней, максимум через месяц, «VIP-заключенный» начинает просить, предлагать и умолять о том, чтобы ему поменяли камеру. Но по неписанным правилам игры руководства МНБ, сразу камеру нельзя таким менять – эти заключенные должны полностью созреть. Когда же терпение такого заключенного доходило до предела, начальник СИЗО Заур Баннаев вызывал его в свою комнату. И объяснял, сколько нужно уплатить, чтобы улучшить атмосферу камеры, а еще лучше – как поменять камеру на более комфортную. Естественно, тот уже соглашался, зная, что он еще будет сидеть в СИЗО как минимум год, может и больше, а потому лучше в комфорте и без сокамерников, тем более буйных. Если процесс затягивался, а заключенный не проявлял должной нетерпимости, тогда ему на «помощь» приходили главный дежурный смены и надзиратели СИЗО – они начинали оказывать давление на заключенного путем шантажа, а при необходимости и рукоприкладства. И в итоге добивались своих целей.
Если заключенный из числа «VIP-персон» был слишком известен или имел сильного покровителя, тогда начальник СИЗО воздействовал на таких людей через следователей. Когда заключенные давали показания у следователя и жаловались на плохие условия содержания, следователь предлагал свою «помощь» за переход в «люкс-камеру», а деньги потом распределялись между следователем и руководством СИЗО.
Но плата за переход в «камеру-люкс» была только первым взносом в карман руководства СИЗО. «Люкс-камеры» сдавали в аренду «VIP-заключенным», которые, заплатив за право перехода, потом должны были ежемесячно платить за аренду такой камеры. По данным надзирателей, ежемесячно руководство СИЗО получало до 10 тысяч долларов от одного «VIP-заключенного» за аренду «люкс-камеры».
Но на этом процесс обогащения для руководства СИЗО МНБ не завершался. В итоге, «VIP-заключенные» также платили за отдельную еду из ресторана, за встречи с близкими и многое другое. При этом руководство СИЗО все время поднимало цены на все это. К примеру, летом, когда очень жарко, «VIP-заключенные» платили огромные суммы за обычный китайский вентилятор (до 10 тыс. долларов!), хотя реальные затраты были во много раз меньше. А после освобождения или осуждения и перевода в колонию кого-то из «VIP-заключенных», руководство СИЗО просто присваивало или распределяло среди персонала телевизоры, холодильники, вентиляторы и многое другое, купленное «VIP-заключенными» для себя.
Наконец, последнюю и самую многочисленную группу заключенных составляли те, кто не имел той относительной свободы, как женщины из хозяйственного обслуживания и тех возможностей, которыми располагали и пользовались «VIP-заключенные». Этих заключенных держали в маленьких и плохо проветриваемых камерах, не могли они даже мечтать о вентиляторе, холодильнике, телевизоре или даже радио. Не имели они также права на телефонные звонки близким и встречи с ними. Я относился к этой, третьей категории заключенных.
Продолжение следует.
