Продолжаем публикацию отрывков из первой части книги «Из советского лагеря в азербайджанскую тюрьму» известных гражданских активистов Лейлы и Арифа Юнус. Сегодня заключительная часть отрывков из воспоминаний Арифа Юнуса о том, как шла борьба за их освобождение из заключения.
В Берлине с доктором Кристианом Виттом 2 мая 2016 г.
Европейская дилемма: престижная премия или борьба за здоровье и жизнь?
…Больше всего в заявлениях МИД Азербайджана по нашему приговору меня поразила информация о том, что «на основе обращения Европейского Союза» с декабря 2014 г. «Лейла Юнус находилась под наблюдением профессора клиники «Шарите» Германии Кристиана Витта и возглавляемой им группы». Более того, в заявлении МИД было сказано, что этот немецкий врач скоро приедет в Азербайджан, и, вновь «проведет повторное обследование Лейлы и Арифа Юнус»!
Эта часть в заявлениях МИД Азербайджана меня сильнее всего поразила и насторожила одновременно. Ложь властей о независимости азербайджанских судов и соблюдении законности, прозрачности судебного заседания и многое другое меня особо не удивляли. Скорее наоборот, я был бы сильно поражен, если бы представители правящего режима говорили иначе. Не удивляли, вопреки очевидному, и заявления властей о нашем хорошем состоянии здоровья. Подобного рода ложь – норма для правящего режима Азербайджана.
Но только сейчас, в августе 2015 г. я прочел и узнал, что, оказывается, по соглашению властей Азербайджана с Евросоюзом в республику с декабря 2014 г. регулярно приезжал немецкий доктор и он уже не раз посещал Лейлу, а также, оказывается … и меня. И теперь собирается повторно нас обследовать. Но я обо всем этом ничего не знал. Ко мне немецкий врач не приходил и меня не обследовал!
Уже после освобождения мы с Лейлой ознакомились со всеми материалами по проблеме оказания нам обоим медицинской помощи и напряженных закулисных переговоров вокруг этой проблемы. Мы также расспрашивали самого доктора Кристиана Витта, а также европейских дипломатов, депутатов Европарламента, которые имели отношение к данному вопросу. И только тогда нам стало ясно, какую сложную борьбу по спасению нашего здоровья и жизни в конце 2014 г. вели с азербайджанскими властями европейские политики.
…А в октябре 2014 г., когда Лейла стала номинантом Сахаровской премии Европарламента, стало известно, что Международная коалиция женщин-правозащитниц выдвинула ее кандидатуру на Нобелевскую премию мира.
Власти Азербайджана внимательно отслеживали международную реакцию на наш арест и понимали, что дальнейшее промедление может создать им серьезную головную боль. И в октябре 2014 г. они начали конфиденциальные переговоры с руководством Европарламента и офисом Евросоюза в Баку. Об этих переговорах или как их называли европейские дипломаты и политики, «тихой дипломатии», нам потом много говорили ее участники. И хотя подробных деталей нет, но общая картина ясна.
В обмен на отказ от присуждения Лейле премии Европарламента имени Сахарова и последующего выдвижения на Нобелевскую премию власти Азербайджана давали согласие на то, чтобы Европарламент и Евросоюз отправили для обследования и лечения Лейлы и меня европейского врача. После согласия с этим условием Азербайджана, стороны перешли к следующей стадии переговоров – начались дискуссии по кандидатуре врача. Азербайджанские власти не согласились с кандидатурами врачей из Голландии и Франции. Власти Азербайджана полагали, что врачи, особенно голландский, будут находиться под давлением нашей дочери, которая проживает в Голландии. В свою очередь Азербайджан нашел «своих» представителей в Европе: вначале им оказался врач из Греции, потом – из Венгрии. Но тут уже европейцы не согласились, врачи из этих стран не вызывали у них доверия. И тогда стороны сошлись на кандидатуре врача из Германии. Им оказался врач из известной клиники «Шарите» в Берлине профессор Кристиан Витт.
…
Немецкий врач Кристиан Витт
В итоге, Лейла не стала победителем премии имени А. Сахарова. Вопреки обещанию, для встречи с Лейлой в Азербайджан не приехала делегация Европарламента. Но в конце 2014 г. в нашей жизни появился человек, который, по сути, и спас нас с Лейлой от смерти. При этом нам очень повезло, что стороны согласились с кандидатурой Кристиана Витта. Ведь он большую часть своей жизни прожил при коммунистах в Восточной Германии или официально – в ГДР. Как он потом вспоминал в беседах с нами, с первых дней, столкнувшись с азербайджанскими политиками от правящей команды и местными врачами, он сразу вспомнил свою жизнь и то, как немецкие коммунистические лидеры говорили публично одно, а делали другое, как они легко лгали и лицемерили.
Живущим в Западной Европе порой сложно понять подобный образ жизни и мораль. А доктор Кристиан Витт прекрасно все понимал и знал, как надо вести себя с представителями властей Азербайджана. Он знал главное – им нельзя ни в коем случае верить и доверять! И он не раз и не два убеждался в этом.
…
И вновь наш ангел-хранитель доктор Кристиан Витт
Власти явно не знали, что делать с нами. В октябре три раза (12, 15 и 20 октября) откладывалось заседание Апелляционного суда. Судья ждал указаний из президентской администрации, а там еще не решили, что с нами делать.
В конце октября в Баку снова прилетел доктор Кристиан Витт, который опять захотел со мной встретиться, чтобы обследовать. В создавшихся условиях власти решили, наконец, дать свое согласие и 30 октября, после посещения Лейлы, немецкий врач впервые посетил и меня. Разумеется, я не был предупрежден, мне заранее об этом визите никто ничего не говорил.
Перед обедом меня вывели из камеры, и врач МНБ внимательно проверила артериальное давление и общее мое состояние. После чего радостно сказала присутствовавшему при обследование какому-то сотруднику министерства: «Все в порядке, нет проблем, он может».
Я не придал этим словам тогда особого значения и спокойно отправился в камеру. Но через час понял смысл этих слов: меня вновь вывели из камеры и повели в медицинскую комнату. Там кроме врача и многих сотрудников МНБ увидел незнакомого мне человека, который встретил меня с улыбкой, как старый знакомый. Так состоялась моя первая встреча с немецким врачом Кристианом Виттом, который по официальным заявлениям МИД и правительственных СМИ уже неоднократно обследовал меня.
Эта встреча меня сильно обрадовала. Заключенного, особенно узника одиночной камеры, любая встреча с новым человеком радует. И я на радостях стал почему-то рассказывать немецкому врачу анекдоты о МНБ и жизни в Азербайджане. При этом не смотрел на сотрудников МНБ, они в эту минуту меня абсолютно не интересовали. Доктор Кристиан Витт тем временем проверял мое артериальное давление и периодически задавал врачу МНБ вопросы по моему здоровью. И вдруг он спросил у меня:
– У вас все хорошо? Вы сейчас действительно хорошо себя чувствуете? Голова не болит?
– Нет, ничего не болит, все хорошо. Можно расскажу еще один анекдот?
Доктор Кристиан Витта удивленно и одновременно с тревогой посмотрел на меня:
– У вас очень высокое давление, предынфарктное состояние, а вы тут мне рассказываете анекдоты?!
И только тут я услышал голос ошарашенного врача МНБ:
– Что с вами? Ведь еще час назад у вас было отличное давление, я же измеряла… Почему оно подскочило так сильно?
Понять ее можно было – мое давление было 224/122! Раньше, до ареста, стоило моему давлению слегка подскочить в пределах 150-170 на 80-90, как это сразу вызывало сильную боль у меня в затылке. Как объясняли врачи, эти боли были словно сигналом для того, чтобы немедленно принять лекарства и понизить давление, избавиться от боли. Однако в тюрьме скачки с артериальным давлением стали постоянными, меня при этом никто не лечил и не давал соответствующих лекарств. В результате, мой организм приспособился и перестал реагировать на резкие перепады. Но это было очень плохо и опасно: теперь, даже при самом высоком давлении, я его не чувствовал и мог быть в прекрасном расположение духа, рассказывать анекдоты, находясь буквально в одном шаге от инфаркта или инсульта.
Доктор Кристиан Витт объяснил мне, что отныне я должен как минимум два раза в день проверять свое давление, для чего подарил мне тонометр – автоматический прибор для измерения артериального давления и частоты пульса. Перепуганные врач и руководство СИЗО МНБ поспешно дали свое согласие на то, чтобы я хранил тонометр в камере. Затем доктор Кристиан Витт что-то быстро записал у себя в бумагах, попрощался со мной и ушел.
Наша первая встреча продлилась не больше получаса. Позже немецкий врач рассказал нам, что из МНБ он поехал сразу в администрацию президента и там на протяжении четырех (!!!) часов противостоял мощному давлению властей. Они требовали, чтобы доктор Кристиан Витт изменил свое медицинское заключение, в котором указал, что состояние Лейлы крайне тяжелое и она нуждается в операции и постоянной помощи врачей в стационарной клинике, а не в тюрьме. А что касается меня, то в заключение Витта было указано, что мое состояние таково, что могу в любой момент скончаться, тем более находясь в заключение. Однако сломать немецкого врача в президентской администрации не удалось. И это естественно – перед властями был не политик, который согласится по политическим или иным мотивам пойти на компромисс и подписать все, что угодно. Власти впервые увидели настоящего врача, который дорожит своей профессиональной репутацией и помнит о клятве Гиппократа. После чего протокол с заключением доктора Витта был передан президенту для принятия окончательного решения.
Вновь под домашним арестом
Последствия визита немецкого врача я почувствовал сразу: уже на следующее утро ко мне в камеру пришел начальник СИЗО МНБ и поинтересовался моим здоровьем, заявив, что он якобы не знал о моем тяжелом состоянии. Потом участливо поинтересовался: «Не холодно ли вам в камере?». И тут же по его указанию в мою камеру принесли отопительный прибор. По тому, как заискивающе со мной вдруг заговорил начальник СИЗО МНБ, я интуитивно понял, что меня ждут перемены.
Еще через день, 2 ноября 2015 г. меня перевели в специализированное Лечебное учреждение Министерства юстиции, причем не в общую палату со всеми заключенными, как это было недавно в августе, а в индивидуальное помещение.
…Едва придя в себя, я заявил врачам, что объявляю сухую голодовку (буду пить только воду) и отказываюсь принимать лекарства до тех пор, пока не прекратятся все пытки и издевательства в отношение Лейлы и ей не начнут оказывать медицинскую помощь. Это вызвало настоящий переполох и ко мне сразу пришло все руководство лечебного учреждения. Они пытались меня убедить, что отказ от пищи и приема лекарств может иметь для меня тяжелые последствия. Уверяли, что никто не подвергает мучениям и издевательствам Лейлу, а все мои требования будут немедленно переданы главе Пенитенциарной службы, а также руководству страны. Но я прекрасно понимал, что это все были пустые обещания и потому твердо стоял на своем.
Врачи не отходили от меня, постоянно делали мне инъекции. Однако вечером 11 ноября мое состояние резко ухудшилось. Я потерял сознание и в очередной раз дежурный врач срочно вызвал бригаду врачей. Но им удалось улучшить мое состояние лишь под утро 12 ноября. Днем мне сказали, чтобы готовился поехать на очередное заседание Апелляционного суда. Я чувствовал себя очень плохо, перед глазами все плыло, был словно в тумане. Но не поехать не мог, ибо только так я мог встретиться с Лейлой.
…
Мучительный месяц страданий
… Наконец, все ушли, и я остался один. Ходил и вспоминал нашу квартиру, которую покинул 5 августа 2014 года, то есть почти 16 месяцев или 465 дней назад. Ведь квартира – это часть жизни для человека. Я ходил по комнатам, брал с полок книги, листал их, потом смотрел на вывешенные на стенах многочисленные картины, которые в свое время приобрели с Лейлой. И было очень тяжело на душе от воспоминаний. Ведь в этой квартире когда-то кипела жизнь. А теперь я один. И нет рядом ни Лейлы, ни Динары. …
Сильно болела голова. Я очень устал за день и пошел спать. Но тут оказалось, что после 16 месяцев одиночного заключения первая ночь, да еще у себя домой в своей постели стала самой настоящей пыткой. Ведь я привык последние 13 месяцев спать при свете лампы и после приема снотворного лекарства. И теперь не мог никак заснуть без снотворного, испытывал сильный дискомфорт. Включил телевизор, чтобы с его помощью заснуть. Но так и пролежал до утра при свете горящей лампы и включенном телевизоре.
Утром попросил Азада Исазаде принести снотворное лекарство, чтобы смог заснуть. Он принес, конечно, но объяснил, что лучше постараться отвыкнуть от своей зависимости от снотворного, ибо в будущем у меня могут возникнуть серьезные проблемы с этим.
Учитывая его слова, я решил заменить снотворное лекарство на алкоголь и заснуть с его помощью. Но и вторая ночь прошла также тяжело: хоть я заранее успел выпить бутылку водки, однако заснуть так и не смог. Все время думал о Лейле, которая страдала в заключение… Пришлось встать и включить свет, а затем я опять лежал и тупо, ничего не понимая, смотрел до утра телевизор. И так шесть ночей! Это были очень тяжелые шесть ночей, о которых я потом не раз вспоминал. Никогда не думал, что после одиночного заключения период акклиматизации, хоть и в собственной квартире, пройдет так тяжело и болезненно. Лишь на седьмой день я смог наконец-таки уснуть как нормальные люди – без алкоголя, включенного света и телевизора.
…
И вновь визит немецкого ангела-хранителя и наше освобождение
…29 ноября в Баку срочно прилетел доктор Кристиан Витт. На следующий день он первым делом посетил Лейлу, а затем приехал ко мне домой. Потом у него была очередная трудная встреча в президентской администрации, где категорически не были согласны с его медицинским заключением и вновь в течение нескольких часов оказывали на него давление, чтобы он изменил свое заключение. Но доктор Кристиан Витт остался верен себе, и в итоге азербайджанская сторона приняла и подписала протокол, где было указано, что состояние Лейлы в последнее время резко ухудшилось. Лейла заметно похудела, весила чуть больше 40 кг, и у нее часто было сильное головокружение. В своем заключении 30 ноября доктор К. Витт также указал, что Лейле срочно требуется операция по удалению камня в желчном пузыре. Но она очень слаба и сразу оперировать ее было нельзя, ей необходим был реабилитационный период, что невозможно в условиях тюрьмы.
Сложно сказать, что в итоге сыграло свою роль. Ясно одно: ситуация со здоровьем Лейлы становилась все хуже и хуже. А в это время в Вашингтоне готовились к обсуждению 16 декабря в Хельсинкской комиссии Конгресса США законопроекта «Акт демократии в Азербайджане – 2015», подготовленного конгрессменом Крисом Смитом. На 18 декабря в Сенате США было запланировано обсуждение еще одного опасного для алиевского режима законопроекта: «Глобальный Акт подотчетности Магнитского по правам человека». Мое освобождение под домашний арест американцы расценили как решение положительное, но явно недостаточное.
Знали власти Азербайджана, что и европейцы не сидят сложа рук. В этих условиях медицинское заключение немецкого врача в очередной раз сыграло свою роль.
…Состояние здоровья Лейлы продолжало стремительно ухудшаться. Внезапно нашим адвокатам позвонили и сообщили, что назначенное на 10 декабря заседание перенесено на день раньше – на 9 декабря.
Вновь Лейла была одна в стеклянной клетке, а я сидел вместе с адвокатами. Вошел судья и открыл заседание, которое продлилось не больше получаса. …Итак, наша апелляционная жалоба была отклонена, и обвинительный приговор суда первой инстанции был подтвержден. Но в то же время, сроки и форма наказания были изменены. Точнее, реальные сроки (8,5 лет Лейле и 7 лет – мне) были заменены на условное наказание с испытательным сроком на 5 лет с учетом состояния здоровья обвиняемых. … После этого Лейла была освобождена в зале суда. Она вышла из клетки и мы смогли обняться.
Возвращаемся домой после решения Апелляционного суда 9 декабря 2015 г.
В это время всех присутствовавших на процессе журналистов, представителей гражданского общества и дипломатов стали удалять из зала суда. А нам не позволили покинуть здание суда через главный вход, поэтому нам пришлось выйти из другого подъезда. Лейла захотела поехать не домой, а на кладбище и посетить могилы своих близких. Для нее всегда было важным посещать их могилы.
Когда приехали домой, то во дворе нас встретила большая группа журналистов. Отвечая на их вопросы, она медленно, с моей помощью поднималась по лестнице в нашу квартиру. Ее состояние было очень тяжелым, она спешила поскорее оказаться дома, лечь на свою кровать и просто на время забыть все, что происходило с нею последние 17 месяцев. И вот мы, наконец, открыли дверь и вошли в свою квартиру, которую покинули 30 июля 2014 года…
Мы были снова дома. Снова вместе…
