Продолжаем публикацию отрывков из первой части книги «Из советского лагеря в азербайджанскую тюрьму» известных гражданских активистов Лейлы и Арифа Юнус. Сегодня – двенадцатая часть отрывков.
Шпионские страсти из-за нового адвоката
8 декабря 2014 г. состоялась моя очередная встреча с адвокатом Халидом Багировым. Он сказал, что эта наша последняя встреча, ибо его лишили адвокатской лицензии и отныне он не может защищать меня с Лейлой.
Конечно, это был серьезный удар. Ведь Халид Багиров с первого дня наших злоключений в 2014 г. защищал наши интересы, был полностью в курсе всех перипетий. Мы давно успели найти общий язык и с полуслова понимали друг друга. Даже успели придумать особый язык общения между собой: заранее договаривались о дате будущей встречи, чтобы в этот день для передачи адвокату важного сообщения я успел на внутренней стороне ладони ручкой написать кратко нужные слова. При встрече в комнате, зная, что нас не только прослушивают, но и наблюдают за нами по видеокамерам, мы имитировали бурную радость, обнимались и в этот момент я незаметно показывал ему внутреннюю сторону ладони, чтобы Халид Багиров прочел написанное. Потом он в ходе разговора делал вид, что записывает мои просьбы о чем-то, тогда как на самом деле записывал то, что прочел на моей ладони для передачи информации Лейле или Динаре.
И вот теперь я лишился такого надежного адвоката! Он поспешил меня успокоить:
– Лейла-ханум сейчас договаривается и к тебе придет вот этот адвокат.
Тут он написал в блокноте имя одной, неизвестной мне женщины. И далее указал:
– Они (тут он показал взглядом на потолок) очень хотят предоставить тебе своего адвоката. Поэтому запомни ее фамилию и только с ней тебе надо иметь дело.
12 декабря меня вновь вывели из камеры на встречу с адвокатом. Зайдя в комнату, я увидел незнакомого мне человека. Он представился как Афган Мамедов и близкий друг Исахана Ашурова (выдающийся азербайджанский адвокат, один из немногих в республике, кто не боялся и часто с успехом защищал интересы политзаключенных и «узников совести», а также многих других представителей гражданского общества. – А.Ю.). А также добавил, что Лейла захотела, чтобы он защищал мои интересы.
При упоминании имени нашего покойного друга Исахана Ашурова я конечно с уважением и симпатией посмотрел на Афгана Мамедова. Но при этом четко помнил слова Халида Багирова о том, чтобы я давал согласие защищать мои интересы лишь той, чье имя он написал при нашей последней встрече. И потому я вежливо поблагодарил Афгана Мамедова, но попросил его принести доказательство согласия от самой Лейлы. На этом наша встреча завершилась.
Здесь следует сказать, что в отличие от меня Лейла имела право на два телефонных звонка в неделю с друзьями. Она имела возможность обговорить кандидатуру адвоката и передать через него мне информацию. И вот теперь, Лейла, узнав о моем желании, поняла, что я отнесся с недоверием к новому адвокату, ибо не знаю его. Она задумалась: как мне объяснить, что надо соглашаться с этой кандидатурой?
В то время мы как раз вели переписку через Красный Крест и писали в своих письмах зашифрованные тексты с использованием известных нам параллелей из истории Второй мировой войны, а также романов и фильмов о войне. В школьные годы Лейла очень любила смотреть советский фильм «Щит и меч» по одноименному роману В.Кожевникова. Я также прекрасно знаю этот фильм, и мы часто для объяснения каких-то ситуаций использовали цитаты из него. И теперь Лейла решила этим воспользоваться. В фильме герой, советский разведчик под именем Йоханн Вайс (его роль сыграл прекрасный артист Станислав Любшин) в качестве пароля говорил: «Берлин – это город моей мечты». И теперь она попросила, чтобы Афган Мамедов при новой встрече со мной повторил точь-в-точь эту фразу от ее имени. «Ариф сразу поймет, что я знаю и доверяю этому адвокату», – объяснила Лейла нашему другу.
Однако Афган Мамедов не был любителем этого фильма, он вообще не помнил ни фильм, ни роман. И при нашей встрече он сказал: «Лейла просила передать, что она очень любит Берлин».
Я мгновенно насторожился, ибо сразу понял, что это фраза из любимого фильма Лейлы. Но знал я и то, что Лейла прекрасно, почти наизусть, знала и фильм, и роман, и не могла так грубо ошибиться. Тогда я решил еще раз проверить Афгана Мамедова и попросил его дословно передать Лейле: «Мы с тобой сегодня одинаково небрежны». Это был также пароль из фильма, на который следовал отзыв: «Приговор окончательный – обжалованию не подлежит». И если Афган Мамедов действительно имеет дело с Лейлой, то должен при нашей новой встрече сказать мне этот отзыв, который знала Лейла, но не знали сотрудники МНБ, Генеральной прокуратуры и СИЗО Кюрдаханы.
16 декабря, замученный передачей наших шифрованных посланий, Афган Мамедов начал нашу встречу со слов: «Лейла просила передать, что приговор…», тут он замялся, пытаясь вспомнить пароль. Не вспомнил, быстро посмотрел в свой блокнот и точно завершил фразу. Я вздохнул облегченно, а он в свою очередь рассмеялся: «Вы смогли-таки вовлечь меня в свою шпионскую сеть и сделали из меня шпиона».
Так у меня появился новый адвокат.
Мое «признание» о поездке в Армению
С первого и до последнего дня ареста я категорически отказывался отвечать на любые вопросы следователей из Генеральной прокуратуры и МНБ, а тем более что-то подписывать. Я считал предъявленные обвинения абсурдными и оскорбительными. С другой стороны, отказ от дачи показаний и подписи каких-либо документов – это правило советских диссидентов, что для меня свято. Но порой, сталкиваясь с глупостью и тупостью следователей, я хотел над ними посмеяться. Ведь кроме следователей, которые стремились добиться у меня «признаний» с помощью пыток и насилия, были и такие, которые пытались изображать из себя интеллектуалов.
И однажды я нарушил свое правило – не отвечать на вопросы. Как-то ко мне пришел следователь Генеральной прокуратуры Ибрагим Лемберанский, который всячески изображал из себя «интеллектуала». Он стал меня допрашивать, пытаясь получить ответ на вопрос: когда я в первый раз поехал в Армению и почему?
Этот вопрос просто-таки убивал меня своим примитивизмом, ведь мои поездки не были секретными и носили открытый характер – я принимал участия в международных конференциях и информация об этом есть в Интернете. Достаточно дать команду «поиск» в Гугле и выйдет полный банк информации о моих поездках в Армению. Но «наши люди в булочную на такси не ездят», как говорила героиня одной советской комедии и следователь, после очередного нагоняя от руководства, снова нудно спрашивал меня об этом. Ему обязательно нужно было получить признание лично от меня.
И однажды я решил посмеяться над ним и сказал:
– Ладно, уговорили, сегодня у меня хорошее настроение и потому расскажу о своей первой поездке в Армению. Итак, однажды на мою электронную почту пришло письмо от Месропа Маштоца – пресс-секретаря правителя Армении.
Сказал и незаметно посмотрел на реакцию следователя. Ведь Месроп Маштоц – это живший в V веке, то есть полторы тысячи лет назад, основатель армянской письменности и литературы. Но с удивлением увидел, что следователь с радостным лицом стал быстро записывать эти мои бредовые «показания» о приглашение на конференцию со стороны «пресс-секретаря» правителя Армении Месропа Маштоца!
И тогда я решил довести дело до полного абсурда. Гулять, так гулять! Меня, как говорится, понесло. И я с невинным лицом продолжил свое «признание»:
– Тогда я спросил у Месропа Маштоца, а кто еще приедет на конференцию в Армению? На что этот пресс-секретарь Маштоц ответил, что из Ирана пригласили ученого Дарайавуша Ахемени (персидский царь из династии Ахеменидов, правивший в 336—330 гг. до н.э. и известный больше под именем Дарий – А.Ю.). Также из Македонии пригласили блестящего конфликтолога Александроса Мегаса (так на древнегреческом языке звучит имя Александра Македонского – А.Ю.), но те пока не подтвердили свое участие, у них там какие-то проблемы то ли с визой, то ли с приездом в Армению.
Сказав это, сделал паузу и незаметно снова проверил реакцию следователя. Ведь я сознательно не расшифровал эти имена и не объяснил следователю, что упомянул древнеперсидского царя Дария и Александра Македонского. Но полковник Генеральной прокуратуры Ибрагим Лемберанский не знал историю и продолжил с радостным выражением лица записывать мои «показания» и никак не отреагировал на упоминание имен персидского царя Дария и Александра Македонского с их «проблемами» в IV веке до нашей эры! И тогда я с еще большим воодушевлением продолжил свое «признание».
– Но зато, написал мне далее этот Месроп Маштоц, есть подтверждение и точно дали свое согласие приехать на конференцию в Армению европейские конфликтологи: из Голландии ученый из Роттердама по имени Эразмус (выдающий ученый эпохи Возрождения в 15-16 вв. – А.Ю.), а из Германии – Иммануил Кант (выдающийся философ, родоначальник немецкой классической философии в 18-19 вв. – А.Ю.)
И тут при упоминании имени Канта следователь Ибрагим Лемберанский вдруг поднял голову:
– Издеваетесь?
О Канте следователь Ибрагим Лемберанский, оказывается, слышал. Он обиженно собрал свои бумажки и ушел…
Больше вопросов о поездке в Армению ни он, ни кто-то другой из следователей мне не задавали…
Продолжение следует.
